ДЖОН ГЕНРИ МИЧЕЛЛ И ЕГО НАУЧНОЕ НАСЛЕДИЕ
А.Ш. Готман


ПРИЛОЖЕНИЕ III

Мельбурнский университет

(Royal Parade, Gatten Street, Swanston Street)

Для того, чтобы представить себе обстановку в Мельбурнском университете в то время, когда там учился и работал Мичелл, интересно проследить за борьбой, происходившей между сторонниками классического и прагматического образования. Кроме того, важно знать общий научный уровень университета в годы его работы.

Когда сэр С. Уилсон (Samuel Wilson) в 1879 году отметил, что студенты должны проводить меньше времени «за скучными томами древней классики» и изучать больше искусств, наук и современные языки, то его слова были встречены шумными одобрениями. Вто время, когда С. Уилсон говорил о задачах образования, диспут между приверженцами классики и сторонниками прикладных наук продолжался, и давление на университетский совет было очень сильным в пользу прикладных наук. Даже в пятидесятые годы прошлого века грамматическая школа Австралии предпочитала прикладное образование, как в Шотландии и Германии, классическому образованию Англии и Ирландии. Возможно, это было неизбежно для удовлетворения желания родителей, чтобы их дети шли в коммерцию и получали профессии, вместо традиционного английского образования, которое давали университет и церковь.

За первые 20 лет существования Мельбурнского университета это был самый светский университет среди британских доминионов и определённо более светский, чем университеты Британии. В 1853 году семь из девяти университетов Соединённого королевства были основаны церквами Англии и Шотландии или опекались ими. В их числе были два средневековых университета Оксфорд и Кембридж, четыре университета в Шотландии (Святого Эндрю, в Глазго, в Абердине и в Эдинбурге), Тринити Колледж, университет в Дублине (1591) и новый университет Дурхама (1832). Остальные два университета в Лондоне (1829) и Королевский университет в Ирландии (1845) отражали либеральное движение своего времени. Тем не менее, эти два молодых университета, в отличие от Мельбурнского, не отделяли себя от традиционного назначения университетов, включая христианские доктрины.

Университеты в Сиднее и в Мельбурне моделировали идею английского образования. Классика и математика составляли основу образовательной системы, а история, география и английский язык были остальными фундаментальными предметами. В 1862 году в Мельбурнском университете добавилось изучение французского и немецкого языков с обязательными экзаменами, но классика и математика всё ещё составляли большую часть основных предметов. Этот список серьёзно противоречил интересам школ, зависящим от финансовой поддержки родителей, которые хотели, чтобы их дети имели такое же образование, какое получают во всём мире. Поэтому школы не могли уделять внимание наукам и современным языкам в таком количестве, как это делалось в университете.

В 1870 году учителя, которые были постоянно в сенате, начали своё реформаторское движение в попытке сделать естественные науки и химию предметами вступительных экзаменов. Эта попытка провалилась, но была возобновлена проф. М. Ирвингом вскоре после его избрания в совет. 4 ноября 1878 года его друг проф. Г. Эндрю (H.M. Andrew) организовал комитет для рассмотрения вопроса о вступительных экзаменах. После долгих консультаций комитет рекомендовал включить экзамены по физике и химии, но школьные учителя в сенате были ещё радикальней и добавили психологию и элементарную ботанику, увеличив число экзаменационных предметов до четырнадцати. Совет добился этого 30 августа 1880 года с условием, чтобы студенты изучали не более, чем от двух до четырёх классических наук. Это было поворотной точкой в политике образования. (Мичелл поступил в Мельбурнский университет в 1881 голу).

В это же самое время преподаватели реформировали университетский курс и между 1882 и 1883 годом дублировали несколько кафедр. До этого здесь было всего шесть профессоров: Хёрн (Hearn), Мак Кой (McCoy) и Халфорд (Halford), которые были тогда пятидесяти и шестидесяти лет, двое молодых Нансен и Стронг (Strong), которые пришли в университет семнадцати – восемнадцати лет, и Дж. Элкингтон (J.S. Elkington), который был приглашён на вакантное место по истории и политической экономии в 1879 году. Это приглашение былонарушением традиции принимать британских учёных на высокий оклад. Дж. Элкингтон был первым австралийцем, который получил кафедру. Судя по описанию, приведенному в истории Мельбурнского университета, Дж. Элкингтон не обладал культурой, присущей преподавателям, закончившим Кембридж.

В это время совет образовал комитет для создания в университете новых кафедр. 20 октября 1879 года комитет рекомендовал создать кафедры по инженерии, химии и натуральной философии. Однако, прошло три года до того, как эта рекомендация стала воплощаться в жизнь. Состоявшийся 27 ноября 1882 года совет выбрал в качестве профессоров четырёх школьных преподавателей. Назначение новых профессоров было триумфом для реформаторов, которые хотели сделать университет более полезным. Но политика предпочтения местных кадров заокеанским привела к снижению уровня университета. Нет сомнения в том, что Элкингтон (J.S. Elkington), Эндрю (H.M. Andrew) и Киркланд (J.D. Kirkland) никогда бы не были выбраны беспристрастным комитетом, если бы кафедры могли занять заграничные учёные. Тем не менее, совет продолжил эту политику, когда проходили выборы на кафедру философии в 1886 году. Семь австралийцев были выбраны на кафедры с 1879 до 1886 года. В истории [4, 5] отмечено, что Мельбурнский университет никогда не был так опозорен склоками и недостойным поведением профессоров (вплоть до драк) как в эти ранние восьмидесятые годы. Ничего удивительного не было в том, что к концу декады университетский совет захотел, чтобы ректор или вице-канцлер навели порядок среди распустившихся служащих.

Создание новых кафедр и реформа об экзаменах произвели некоторое воздействие на учебный процесс. Но всё же научные курсы были элементарными, лаборатории и лекционные аудитории приходили в упадок, были тёмными и плохо вентилируемыми, часто бывали переполненными. Так как новые профессора химии и физики долго проживали в Австралии, то не знали многих достижений современной науки. Профессор Ф. Мак Кой, например, много времени на лекциях тратил на анекдоты о своём старом сослуживце Бартоломео или о научных трудах Дарвина и Гексли.

В 1887 году в университете два новых британских профессора начали реформировать систему преподавания наук. Одним из них был профессор химии О. Мейссон (Orme Masson). Он прибыл в Мельбурн по приглашению Б. Спенсера (Baldwin Spenser), молодого человека из Оксфорда, выбранного профессором биологии после того, как он выдержал сильную конкуренцию. Новые профессора нашли, что Мельбурн отстал от лучших британских университетов в практическом обучении и по научному уровню. О. Мейссон и Б. Спенсер скоро омолодили свои факультеты. Их запрос о новом строительстве был вознаграждён увеличением аудиторий и новой лабораторией по химии, а также биологической школой. О. Мейссон и Б. Спенсер считали, что лекции для хорошо успевающих студентов не так эффективны, как способ, которым профессора стимулировали исследования. Они верили, что образование и успехи студентов важны в такой же степени, как и успехи преподавателей, занимающихся оригинальными исследованиями. О. Мейссон считал, что университет не должен «плестись в хвосте у мировой науки», а Б. Спенсер писал, что наивысшей функцией школы является задача привести студентов к оригинальным исследованиям. Присуждённая впервые в 1887 году новая степень доктора наук поощряла выполнение исследований, но более эффективным стимулом оказалось присуждение учредителями Лондонской выставки в 1891 году первой двухлетней стипендии для того, чтобы дать возможность аспирантам Мельбурнского университета выполнять экспериментальные исследования в Британии.

Смерть профессора Эндрю в 1888 году привела к назначению блестящего учёного профессора Томаса Лиля (Tomas Lyle), который приехал из Тринити колледжа и в свои двадцать девять лет имел репутацию самого способного физика из тех, кого выпускал колледж. О. Мейссон, Б. Спенсер и Т. Лиль были членами Королевского общества и почётными рыцарями. Они высоко подняли уровень преподавания в университете, чем подтвердили необходимость выбирать профессоров в Соединённом Королевстве, а не из своих выпускников..

Следующие два профессора, которые были назначены на кафедру юриспруденции и музыки, также оказались блестящими специалистами. Создание группы учёных и профессиональных кафедр в восьмидесятые годы являлось триумфом идеи образования, которую проповедовал известный современникам президент Элиот (Eliot) из Гарварда. Его идея состояла в том, что юноше необходимо разрешить следовать своим собственным интересам и склонностям, а чтобы эти интересы привели к практическим результатам, то нужно поддерживать такие курсы как горное дело, инженерное дело, законы и бизнес. Элиот установил такой образец образования в Мельбурне, как в США, когда предпочтение отдаётся технологиям и практическим наукам.

В течение двух десятилетий университет умеренно удовлетворял этим противоречивым требованиям путём изучения латыни и греческого обязательно на первом году обучения на юридическом и медицинском факультетах и два года на курсе искусства. В то время, как университет отказался делать классику доминантой на всех специальностях, всё же студентам, не изучавшим классику, отказывали в присуждении степени. В восьмидесятые годы классика потеряла свой всеобъемлющий охват, а новые науки и гражданская инженерия вообще исключили классику. Даже в искусстве курс греческого и латыни перестал быть обязательным после первого года обучения, но это привело к нехватке студентов в продвинутых классах.

Мельбурн долго сопротивлялся созданию кафедры современной лингвистики. Например, Кембридж учредил конкурс по индийскому языку и семитским языкам в 1872 году, т.е. за 12 лет до введения современных языков в Мельбурне. Когда кафедра современных языков была создана в Мельбурне, совет пытался ответить на это навязывание созданием греческой кафедры. В 1885 году это предложение было отвергнуто сенатом в пользу кафедры биологии, а в следующем году А. Сатерленд продолжил наступление, выдвинув идею, что студенты должны иметь право выбора в изучении французского или немецкого вместо греческого языка, но его предложение было отвергнуто. В течение другой четверти столетия классика осталась обязательным предметом для получения степени по искусству.

Проф. классики Х.А. Стронг (H.A. Strong) отказался от борьбы между классикой и прагматикой. Получив предложение занять кафедру латыни в Ливерпуле, он послал отказ вернуться в Мельбурн в 1884 году – это был первый Мельбурнский профессор, уехавший работать в другой университет. Его приемником стал Т. Такер (T.G. Tucker), который оказался прекрасным преподавателем. Т. Такер считал, что греческий и латынь нужны для международного общения, как путеводители по терминологии, а также как помощники в профессии. Он доказывал, что если всеобщая концепция образования ограничена только тем, чтобы продвинуть человека в профессии и обучать его обычным рутинным принципам инженерии, то изучение классических наук всё же существенно, потому что увеличивает способности ума, развивает привычку методического понимания и дисциплинирует в поиске смысла вещей. Он верил, что если два студента равных способностей изучают инженерию, то человек с классической культурой будет лучшим инженером. Классика знакомит со всем, что непревзойдённо в литературе, истории и философии, она даёт нерушимые инструкции по литературному стилю, она раскрывает перспективы разума и воплощает артистический вкус там, где был хаос. Витки утилитаризма продолжались во время работы Т. Такера, но даже его дар лектора и его мировая слава знатока древних языков не победили в споре, и с 1913 года студентов заставляли учить только один из классических языков.

Такой была обстановка в Мельбурнском университете, когда там учился и работал Джон Мичелл. Понятно, что Мичелл получил классическое образование, но он тяготел к практически полезной деятельности как в педагогической, так и в научной работе.